Единение, личность и другие иллюзии
Воскресенье, сходит на нет сетевая акция #яНеБоюсьСказать, отгрохотали крупнокалиберные СМИ и популярные блогеры.
Дым немного рассеялся, эмоции немного спали, но чувства ещё сильны. Я прошу тебя, независимо от иллюзорной стороны баррикад, пола, гендера, сексуальной ориентации и отношения к флешмобу, прислушаться к себе. Сейчас самое время перенести фокус внимания снаружи вовнутрь. Позволь, я немного проведу тебя по этому пути и расскажу три истории из своей жизни. Это не «душевный стриптиз» и не «психотерапия». Истории не тайные, их знают многие близкие мне люди. Это не истории травм, для меня это истории роста.
В конце я озвучу несколько вопросов без «правильных» ответов, которые ты сможешь задать себе, если захочешь.
История первая. Урок Анандо
Шесть лет назад, когда я был гораздо менее осознан, чем сейчас, мне посчастливилось пройти тренинг замечательной светлой женщины Анандо, который назывался «Self Love» («Любовь к себе»).
Я хочу поделиться с тобой одним эпизодом из тренинга.
Очень важно! Не втягивайся в мои прошедшие переживания, прочитай это как историю из жизни, она моя, не твоя.
Итак, это двухдневный тренинг, участницам и участникам запрещено разговаривать друг с другом в перерывах и как бы то ни было за пределами тренингового пространства. Это два дня, где моя главная задача — соединиться с собой, услышать то, что происходит внутри меня. Это возможно только при полной тишине снаружи.
Я сижу в кругу с другими участницами и участниками, перед всеми лежат белые листы бумаги и яркие цветные мелки. Под тихую мелодию голос Анандо ведёт меня в детство, и я вспоминаю самые яркие моменты абсолютного детского счастья. Как в 80-е годы, в не самой зажиточной семье, мне дарят на день рождения ящик какого-то редкого земляничного лимонада. Как отец по дороге с работы покупает и приносит мне яблоко размером с половину моей головы. Как в воскресенье мы бродим с отцом вдвоём по тропинкам Крестовского острова и разговариваем обо всём на свете, а мама готовит дома обед. Как мне покупают книгу про Незнайку, потому что я обещаю научиться читать, и прочитываю её…
Анандо просит нарисовать это на белом листе яркими цветными мелками. Как угодно: мандалой, картиной, автоматически рисуя что-то на листе. Я слышу, как некоторые плачут, я почти плачу, а может быть и плачу, но мне легко и светло.
Звон колокольчиков и голос Анандо говорят о том, что мне нужно закончить рисовать, когда я буду готов. Встать и уйти на перерыв. В перерыве я смотрю на лица других и вижу там светлую радость, иногда проступающую сквозь очищающие слёзы.
Ты помнишь, это моя история, не твоя, не втягивайся эмоционально. Если тебя зацепило, вернись в себя.
Перерыв заканчивается и я возвращаюсь в зал. В кругу лежат яркие картинки, которые мы оставили. Но рядом уже нет цветных мелков, на каждой картинке лежит толстый чёрный угольный грифель.
Анандо снова ведёт меня в детство, но теперь нужно вспомнить все слова, которые оставляли на мне шрамы, чьими бы они ни были. Вспомнить, произнести их и услышать, чьими голосами они звучат. «Ты что, хочешь быть дворником?» — «Руки из жопы!» — «Почему все могут, а ты не можешь?» — «Ну и что из тебя вырастет?» — «Не ной, ты же мужчина!» — «А чего сказать не мог?» — «А если Вася с крыши прыгнет, ты тоже прыгнешь?» — «Жиромясокомбинат» — «Ты чё, самый умный?» — «Так, потому что я так сказал!» — «Пока не доешь, из-за стола не встанешь» — «Посмотри, какой Юра хороший растёт, а ты?»
Я взял чёрный грифель и начал писать поверх яркой картинки своего детского счастья эти фразы. Слова, звучавшие в моей голове разноголосицей родителей, родственников, учителей, одноклассников, уличных приятелей… Предложение за предложением, фразу за фразой, почти не видя лист сквозь поток слёз и почти не слыша плач других вокруг себя. Пока лист не стал почти чёрным.
Ты помнишь, это моя история, не твоя, не втягивайся эмоционально. Если тебя зацепило, вернись в себя.
Анандо вернула меня в реальность. Она попросила взять лист в руки на уровне груди, чтобы он был виден другим. Мы стали ходить по залу, встречаться с участницами и участниками и безмолвно смотреть друг на друга, смотреть друг другу в глаза и на испещрённые углём чужие листы.
В эти десять минут я увидел внутри каждого, абсолютно каждого человека один и тот же источник света, радости и тепла, который день за днём, с момента рождения непрерывно закрывается всё более плотным колпаком личной боли, обиды, травм, культурно обусловленных установок, боли и травм родителей и предков. Свет не гаснет, но мы отделяемся от него колпаком.
Страшно, что до тех десяти минут, перевернувших мой мир, я думал, что этот плотный колпак и есть я.
Анандо научила меня.
Внутри каждого человека всегда был, есть и будет источник света, единый для всех. Плотный колпак боли, который я воспринимал как неотъемлемую часть «себя», — не мой. Это был не мой голос, это чужие голоса, и я никому не обязан нести их с собой всю жизнь или считать их собой.
История вторая. Рамки и границы
Некоторые из критиков акции #яНеБоюсьСказать говорили о том, что она вносит раскол между мужчинами и женщинами. Дескать, мы вместе жили в хрупком мире, а сейчас нас раскалывают с далеко идущими целями.
А я хочу поделиться с тобой историей собственной религиозности.
В шестнадцать лет я закончил школу, без экзаменов поступил в вуз, и летом 1999 года мне было совершенно нечем заняться. В отличие от прошлых лет, я не уехал на лето к бабушке. Я переживал разрыв платонических отношений с девушкой. Я переживал взросление и непонимание со стороны родителей и взрослых. Я переживал, что жизнь предопределена на пять университетских лет. Я не был уверен, что это мой выбор, а не выбор родителей и учителей.
Питерское солнце, зелень деревьев, в скверном настроении я гуляю у метро Горьковская. Ко мне подходит приятной наружности молодой человек и спрашивает, не хочу ли я поговорить о Боге. Я вырос в семье с типичной для России бытовой религиозностью, был крещён и носил крестик, сам иногда молился, потому что «Ну кто-то там сверху есть, всё не зря устроено», читал Новый завет. Почему бы и не поговорить о Боге, решаю я и присоединяюсь к компании не менее приятных молодых людей и девушек на травке у Петропавловской крепости.
Нам читают уже известные строки из Евангелия от Матфея об Иисусе, Симоне-Петре и Андрее Первозванном, включая «Я сделаю вас ловцами человеков». Я оказываюсь в компании людей, полностью принимающих меня таким, какой я есть. Унылым, запутавшимся, непонимающим, грешным. Я — их брат без условий, без «Почему все могут, а ты не можешь?», без «Ты что, хочешь быть дворником?»
Шаг за шагом, встречу за встречей, очень быстро я становлюсь всё более религиозным. Яркий июльский день, я сижу у Тучкова буяна ровно в этой точке.
Нева залита солнцем, оно играет на ряби воды, воздух как будто звенит, и в этот момент я глубоко, всем своим существом ощущаю присутствие и величие Господне. Христиане называют это ощущение «присутствием Духа Святого». Как будто я и всё вокруг соединено единым Дыханием Господа, пронизано им же, явлено им же из Тьмы, и им же живо.
Примерно через неделю после этого дня должно состояться моё новое крещение. Крещение в веру одной из христианских евангелических деноминаций, собрания и таинства которой проходили в кинотеатре «Ленинград» у Таврического сада.
Об этом совершенно случайно узна́ют родители, отец сажает меня под домашний арест, чтобы сын не стал сектантом. За это я никогда не смогу суметь до конца выразить ему всю свою благодарность.
День за днём, неделю за неделей я анализировал всё произошедшее со мной. Почему я был уязвим к восприятию некоторых идей. Как меня шаг за шагом подводили к самостоятельному принятию определённых решений. Что я чувствовал.
За пять лет учёбы в университете я медленно и последовательно прошёл следующие стадии религиозности, не зная их названий:
- уверенная христианская религиозность вне жёсткой православной традиции;
- неопределённый теизм (я всё ещё чувствовал существование Бога как деятельной личности);
- деизм (Великий Часовщик создал вселенную, которая сама развивается по однажды заложенным Им законам);
- пантеизм (вселенная это и есть Бог);
- агностицизм (мир принципиально непознаваем, равно как наличие или отсутствие Бога);
- явный слабый атеизм (моё мировоззрение и картина мира не требуют введения в них сверхъестественных сущностей).
Параллельно с этим я бился в интернетах с «неправыми», доказывал истинность текущей позиции, а позже ещё боролся с клерикализацией. За несколько лет этой онлайн-битвы я увидел сотни, если не тысячи подтверждений тезиса, который я выскажу в абсолютной формулировке, осознавая её слабость. Такая обострённая формулировка выбрана специально для простоты восприятия.
Нет двух одинаково верующих верующих,
нет двух одинаково неверующих неверующих.
К возрасту примерно двадцати двух лет я глубоко осознал и принял личный жизненный принцип: все объединения по какому-либо признаку или слову случайны и условны. То есть, все люди разные и нельзя объединять в один «слот» у себя в голове и потом испытывать одинаковые эмоции к какой бы то ни было группе людей.
Борьба научила меня.
Православные, атеисты, католики, буддисты, феминистки, мачисты, либералы, демократы, монархисты, социалисты, патриоты, национал-предатели, умные, глупые, честные, продажные, гетеросексуалы, гомосексуалы, бисексуалы, русские, американцы, немцы — это симулякры.
Категории, к которым мы себя относим как себя, так и других людей, не имеют означаемого объекта в реальности.
История третья. Иллюзия смерти, иллюзия жизни
В статье об акции #яНеБоюсьСказать (конечно, сознательно используя обострённую формулировку) я писал, что негативными реакциями наблюдателей акции двигал неосознанный страх.
- Страх того, что привычный мир изменится.
- Страх того, что привычная картина мира ошибочна и мир рушится.
- Страх того, что отберут привычные механизмы взаимодействия с миром и решения проблем.
- Страх того, что подадут обманное заявление об изнасиловании и тот попадёт в тюрьму.
- Страх того, что женщины подчинят себе или вернут в подчинение, из которого тот, казалось бы, вырвался.
В конечном счёте, если углубляться в первопричины и слой за слоем снимать причину страха, задавая вопрос «А что в этом страшно сильнее всего?», где-то в глубине луковицы будет находиться неосознанный, вытесненный, скрытый страх смерти.
Я хочу поделиться с тобой историей своего страха смерти.
Два года назад дома я лёг в кровать, чтобы заснуть. В это время перед сном, бывает, крутятся всякие мысли. И в ту ночь меня накрыло волной глубокого осознания мысли «Однажды я умру».
Не станет вот этого воспринимающего и чувствующего Алексея. Не станет моих идей, моих воспоминаний, моих надежд. Моего Незнайки из детства, на котором я выучился читать. Не станет памяти о том яблоке в половину моей головы и прогулках с отцом. Не станет этого тела. Не станет моего уникального набора знаний. Не станет меня.
В ту ночь у меня была паническая атака и я не спал. Я плохо спал следующие две недели. Я сходил проверил сердце, потому что где-то слева начало болеть. Я сходил к психологу. Когда паника отступила, я начал изучать литературу на тему именно страха смерти, а не собственно смерти. Мой страх немного приглушили:
- Луций Анней Сенека, «Нравственные письма к Луцилию»;
- Ирвин Ялом, «Всматриваясь в солнце»;
- Юрий Вагин, «Тифоанализ».
А потом я начал разбираться с той частью страха, которая связана с вопросом «А кого же не станет?»
Тут мне очень помогли научные и околонаучные публикации:
- Крис Фрит, «Мозг и душа»;
- Дик Свааб, «Мы это наш мозг»;
- Томас Метцингер, «Туннель эго».
Неделю за неделей, то чаще, то реже у меня перещёлкивало в голове. На уровне осознания и принятия отваливался один луковичный слой за другим, продолжалось начатое на тренинге Анандо. Пока однажды я не понял на каком-то глубочайшем, не интеллектуальном уровне, что меня нет, что отдельная от всего «личность» — это иллюзия.
В тот день громко щёлкнуло, пазл сложился, калейдоскоп моих историй, моих знаний, всех вышеперечисленных книжек, не перечисленных книжек и моего опыта обрёл чистоту оптики.
Жизнь научила меня.
Благодаря обучению с младенчества, «я» усилием внимания непрерывно конструирую себя и свою реальность. Так же поступает каждый. Каждая и каждый из 7,5 миллиардов человек непрерывно создаёт себя из культурных кирпичиков, входящих в один и тот же медленно меняющийся глобальный культурный набор.
«Уникальный узор кирпичиков», который мы называем «я», непрерывно меняется в ходе жизни: одни кирпичики заменяются другими. «Я вчера» и «я завтра» — разные люди.
Нет ни одного уникального кирпичика. Нет двух одинаковых узоров. Нет постоянных неизменных узоров.
Жизнь и смерть — это то, что физически происходит со «мной» в каждый момент времени.
Точка сборки. Акция против насилия и свет жизни
Вот что я снова увидел с 7 по 10 июля 2016 года, будучи вовлечён в общение сотен людей. Теперь тебе будет проще увидеть ситуацию, как её увидел я.
- Без исключения все несут перед собой лист, исписанный углём. Очень многие отождествляют себя с этим листом и не видят свет внутри себя.
- Все цепляются за категории, свои и чужие. Это спасительный круг, когда картина мира меняется. Так легче не видеть живых людей, легче не чувствовать чужую боль. «Это всё феминистки», «это всё мужики», «это всё либералы», «это всё хохлы», «это всё пиндосы», «это всё шлюхи», «это всё слабые бабы», «это всё сексисты». «Я мужик, это против мужиков». «Я не насильник, это не про меня». «Раз её не насиловали, она поддерживает сексизм».
- Один и тот же свет есть внутри каждого. Даже ярые противники акции, даже насильники и мачисты несут глубоко в себе этот свет. Он преломляется сквозь угольный лист — агрессией ли, страхом ли, отрицанием ли. Но в их действиях сквозит тот же свет, искажённый историей их жизней.
- У нас полностью отсутствует презумпция наличия личного опыта. Вместо того, чтобы услышать голос человека, «вслушаться», в нас срабатывает автоматическая реакция, чтобы сказать «А вот что я думаю». Вместо того, что принять как факт, что личный опыт человека считается истинным, пока не доказано обратное, мы начинаем обесценивать его или толковать так, чтобы уложить в свою картину мира.
- У нас полностью отсутствует навык эмпатии (осознанного сопереживания). Вместо того, чтобы принять опыт человека и сознательно попытаться «вчувствоваться» в него, мы либо растворяемся в неосознанном эмоциональном сопереживании, либо ставим жёсткий барьер.
Отсюда есть очень много следствий. И что многие в обществе больны (к счастью, излечимо), так как с точки зрения психологии способность к эмпатии считается нормой. И что любое насаждаемое с усилием объединение автоматически порождает поляризацию и разъединение. И что различия, которые мы имеем биологически (по половым признакам, цвету кожи, размеру носа и форме черепа), рождают одни из самых широких иллюзорных трещин в иллюзорном единстве.
Я — Алексей, автор этого текста.
Я человек. Мужчина, белый, гетеросексуальный, атеист, интернет-маркетолог, политически неопределён, петербуржец, русский, тверской карел, донской казак, тридцати двух лет, человек среднего достатка, с детства за Лестер, не феминист, не сексист, вежливый, матерщинник, человек с высшим образованием и дипломом СПбГУ, спикер, слушаю рэп, слушаю фолк, слушаю попсу, одеваюсь в New Yorker, одеваюсь в Massimo Dutti, одеваюсь в Tommy Hilfiger, мясоед, иногда не ем мясо, автор статей, никому не известный, известный в узких кругах.
Я обычный. Я уникален. Я не существую.
Все эти категории не существуют.
Вопросы без «правильных» ответов
Если тебя зацепила акция #яНеБоюсьСказать, вспомни человека или группу людей, которые взбесили тебя больше всего. Если флешмоб прошёл мимо, просто вспомни кого-нибудь, кого терпеть не можешь.
- Ты сможешь увидеть свет внутри этого человека?
- Ты сможешь испытать эмпатию по отношению к этому человеку? Дать ему/ей право на личный опыт, погрузиться в его/её опыт и попытаться понять причины его/её поступков?
- Сможешь ли ты принять право этого человека существовать сегодня таким, какой он (какая она) есть, несмотря на различия?
- Сможешь ли ты найти десяток категорий, которые вас объединяют?
- Сможешь ли ты прожить жизнь, стирая уголь именно со своего листа, а не с других?
Если ты здесь, в конце этого текста, я мысленно обнимаю тебя. Я счастлив, что мы вместе хоть немного продвинулись в том, чтобы стать единым целым, без тысяч иллюзорных границ, которые мы строили в своём сознании с древности. Человечеством, достойным счастья.